Ричард Ченслор, или Открытие России
Эпоха великих географических открытий раздвинула гpaницы мира, познакомила европейцев с неведомыми странами и людьми. Вместе с тем она привела к некоторому гeoграфическому конфузу, ибо в своем стремлении открыть новые пути в Индию и Китай Европа неожиданно «открыла» Россию, то есть часть самой себя.
В середине ХVI века Англия принадлежала к числу «обиженных» морских держав. Военное могущество Испании заграждало ей выход к южным морям, омывавшим берега вожделенных стран, из которых в Европу текли пряности и золото. Поневоле приходилось бороздить cyровые северные широты. Мореплаватель Джон Кабот в поисках северного прохода в Азию забрел во время экспедиции 1497–1498 годов в холодные воды Ньюфаундленда. Сын его Себастьян, участник экспедиции, впоследствии сообщил английской короне, что открыл путь в Китай, но единственной добычей, которой можно было поживиться у берегов этой северной Поднебесной, были косяки жирной трески. Все же предприимчивому мореходу был пожалован официальный титул «эсквайра и главы мастеров Компании торговых открытий города Лондона», а король Эдуард VI пожелал брать у него уроки космографии.
В середине ХVI века Англия принадлежала к числу «обиженных» морских держав. Военное могущество Испании заграждало ей выход к южным морям, омывавшим берега вожделенных стран, из которых в Европу текли пряности и золото. Поневоле приходилось бороздить cyровые северные широты. Мореплаватель Джон Кабот в поисках северного прохода в Азию забрел во время экспедиции 1497–1498 годов в холодные воды Ньюфаундленда. Сын его Себастьян, участник экспедиции, впоследствии сообщил английской короне, что открыл путь в Китай, но единственной добычей, которой можно было поживиться у берегов этой северной Поднебесной, были косяки жирной трески. Все же предприимчивому мореходу был пожалован официальный титул «эсквайра и главы мастеров Компании торговых открытий города Лондона», а король Эдуард VI пожелал брать у него уроки космографии.
Неудача не обескуражила Кабота. Он продолжал убе¬ждать лондонских купцов, что в Китай можно попасть через льды Севера. Если на западном направлении оказался тупик, значит, надо плыть на восток! Поддавшись искушению, лондонские негоцианты создали «Общество купцов искателей для открытия стран, земель и островов, государств и владений, неведомых и доселе морским путем не посещаемых». Акционерные взносы составили около шести тысяч фунтов стерлингов. На эти деньги общество приобрело три корабля — «Бона Эсперанта» (в переводе с латинского – «Благая Надежда», 120 тонн водоизмещения), «Бона Конфиденция» («Благое Упование», 90 тонн) и «Эдуард Бонавентура» («Эдуард Благое Предприятие», 160 тонн) с запасами на полтора года плавания.
Преклонный возраст не позволил Каботу лично возглавить экспедицию. Эскадру возглавили адмирал Хью Уиллоби, вызывавший доверие у aкционеров своим большим ростом и познаниями в военном деле, и штурман (старший кормчий) — 32-летний уроженец Бристоля Ричард Ченслор, «не раз показавший свой ум на деле» – именно «на него-то и была вся надежда в успешном выполнении предприятия», поясняет один из участников экспедиции, Климент Адамс, видимо отдававший предпочтение уму перед силой.
На большинстве сайтов, посвященных плаванию Ричарда Ченслора,
эта картина Гольбейна атрибутируется как его портрет. На самом деле
на ней изображен Ричард Рич (1496?-1567) - английский юрист
и государственный деятель. Лорд-канцлер Англии (1548-1551).
Уиллоби и Ченслор имели с собой грамоту Эдуарда VI, обращенную к владыке неведомой Полярной империи. Грамота была составлена на трех языках (русский текст отсутствовал); в качестве толмачей англичане прихватили с собой двух татар, кaким-то чудом оказавшихся при королевской конюшне.
Экспедиция носила мирный характер. Инструкция Тайного королевского совета предписывала морякам не обижать жителей тех земель, которые встретятся у них на пути, чтить их обычаи и нравы и даже «делать вид, что имеем те же законы и обычаи, какие имеют силу в той стране, куда вы придете».
20 мая 1553 года в Гринвиче эскадру ждали торжественные проводы: королевский совет смотрел на отплытие кораблей из окон дворца, любопытные влезали даже на крыши башен. Под гром орудий и приветственные крики моряки прощались с родиной и соотечественниками: «Иной стоял на корме и издали прощался с друзьями,— вспоминает Климент Адамс,— другие расхаживали по па лубе, тот повис на веревчатой сети, иной посылал прощальные взоры с вершины мачты»... Не было только короля Эдуарда VI, от чьего имени затеяно было это путешествие: он лежал больной и умер спустя несколько дней после отплытия эскадры.
Беда поджидала мореплавателей уже у берегов Норвегии. Сильный шторм разлучил корабли: «Эдуард Бонавентура» Ченслора был отнесен ветром далеко на восток. Напрасно прождав неделю два других корабля, Ченслор на свой страх и риск двинулся дальше.
Продвигаясь вперед по неведомым водам, он, по словам Адамса, «зашел так далеко, что оказался в местах, где совсем не было ночи, но постоянно сиял ясный свет солнца над страшным и могучим морем». Наконец, в августе 1553 года корабль Ченслора с экипажем из 48 человек вошел в устье Северной Двины и бросил якорь у монастыря Святого Николая близ Холмогор (Архангельска тогда еще не существовало).
Двинская летопись бесстрастно отметила прибытие чужеземцев: «Прииде корабль с моря на устье Двины реки и обславься: приехали в Холмогоры в малых судах от английского короля Эдварда посол Рыцарт, а с ним гости» — русские люди и не подозревали, что их «открыли». Гости, опасаясь за свою жизнь, просили выдать заложников, но им отказали с вразумлением. Впрочем, скоро англичане могли убедиться, что бояться им нечего — русские кормили гостей до отвала и вели себя как нельзя более радушно. Однако торговать с пришельцами без разрешения государя отказались наотрез. На вопрос, кто же их государь и каковы размеры их страны, поморы дали ответ, что страна их зовется Русью, простирается она далеко вглубь материка, а правит ими государь Иван Васильевич. По просьбе Ченслора воевода князь Микулинский послал гонца в Москву.
Царь велел немедленно доставить англичан перед свои очи, взяв на себя все путевые расходы и распорядившись бесплатно выдавать им лошадей на станциях. Но в Москве послов для порядку поволынили двенадцать дней, прежде чем они получили аудиенцию.
Иван принял Ченслора, сидя «на позолоченном сидении в длинной одежде, отделанной листовым золотом, в царской короне на голове и с жезлом из золота и хрусталя в правой руке; другой рукой он опирался на ручку кресла». Царь благосклонно осмотрел подарки и образцы товаров и терпеливо выслушал грамоту Эдуарда, в которой говорилось, что люди созданы Богом для общения друг с другом, особенно же полезны сношения «с людьми торговыми, которые странствуют по всей вселенной, переплывают моря и переходят пустыни, дабы доставлять в отдаленнейшие страны и государства предметы хорошие и полезные, которые, по благости Божией, находятся в их стране, и дабы обратно вывозить оттуда то, что они там полагают получить для пользы своей страны». Правда, царь выразил легкую досаду, что грамота «обращена неведомо к кому».
В знак особой милости Ченслор после приема был приглашен к царскому столу. Переодетый в «серебряное одеяние», Иван сидел на возвышении. В некотором отдалении от него стояли длинные накрытые столы. Все приглашенные к обеду — человек двести бояр и дворян — были в белом. В середине трапезной стоял поставец с кубками и яствами. Сервировка была очень богата — «все подавалось на золоте». Прежде чем были поданы яства, царь послал каждому гостю большой ломоть хлеба; при этом разносивший хлеб кравчий громко называл пожалованного по имени и говорил: «Иван Васильевич, царь всея Руси и великий князь Московский, жалует тебя хлебом!» — эти слова все каждый раз выслушивали стоя. После всех царь дал кусок хлеба кравчему, который тут же съел его перед царем и, откланявшись, вышел. Затем с такими же церемониями разнесли лебедей, нарезанных кусками; после чего блюда стали подавать без всякого порядка. За время обеда царь дважды сменил короны на голове. Взявшись за нож или хлеб, он возлагал на себя крестное знамение.
Из-за стола разошлись в час ночи.
Англичане пробыли в Москве несколько месяцев, внимательно изучая неизвестную им страну. Ченслор смотрел на Россию непредвзятым взглядом и во многих местах своего дневника выражает искреннее восхищение увиденным: «Страна… изобилует малыми деревушками, которые так полны народу, что удивительно смотреть на них. Земля вся хорошо засеяна хлебом, который жители везут в Москву в таком громадном количестве, что это кажется удивительным».
Москву Ченслор нашел более великой, «чем Лондон с предместьями», правда, «Москва очень неизящна и распланирована без всякого порядка»; зато «в Москве красивый Кремль, его стены из кирпича и очень высоки». Англичанин до кончиков ногтей, он, отбросив всякое национальное чванство, не скупится на похвалы русскому народу: «Я не знаю страны поблизости от нас, которая могла бы похвалиться такими людьми»; «если бы русские знали свою силу, никто бы не мог соперничать с ними». В то же время он отметил национальную замкнутость москвичей: они «учатся только своему языку и не терпят никакого другого в своей стране и в своем обществе». Впрочем, этот упрек тогда можно было сделать любому другому народу...
Что в самом деле неприятно поразило Ченслора (видимо, в качестве купца и предпринимателя), так это экономический деспотизм царской власти: с нескрываемым ужасом он пишет о том, что царь имеет право отнимать у своих подданных землю и другое имущество; русский человек не может сказать, как простые люди в Англии: «Если у нас что-нибудь есть, то оно от Бога и мое собственное», в России все принадлежит «Богу и государевой милости».
Зато (и это удивительно) Ченслор с одобрением отозвался о русском судопроизводстве, правда лишь в одном отношении: у русских нет «специалистов-законников, которые бы вели дело в судах», то есть продажных крючкотворов-адвокатов. «Каждый сам ведет свое дело и свои жалобы и ответы подает в письменной форме, в противоположность английским порядкам». Подданные имеют право подать челобитную прямо самому государю, который судит с «удивительной беспристрастностью». Впрочем, peзультат получается тот же, что и в английских судах: «происходят удивительные злоупотребления, и великого князя много обманывают».
Климент Адамс, в свою очередь, отметил гуманность русского суда: «За первую вину не вешают, как у нас... »
Описав приверженность русских религиозным обрядам, Ченслор продолжает: «Что касается разврата и пьянства, то нет в мире подобного, да и по вымогательствам это caмые отвратительные люди под солнцем. Судите теперь о их святости».
По совокупности же наблюдений, хороших и дурных, вывод Ченслора о русском народе был таков: «По моему мнению, нет другого народа под солнцем, который вел бы такую суровую жизнь».
Между тем по весне следующего года нашлись корабли Хьюго Уиллоби; вернее, их нашли. Русские рыбаки обнаружили на Мурманском побережье, в устье реки Арзины, два судна, стоявшие на якорях. Увы, теперь это были летучие голландцы: «Нашли мы-дe,— сообщили царю рыбаки,— на Мурманском море два корабля стоят на якорях в становищах, а люди на них все мертвы». Экипажи «Бона Эсперанта» и «Бона Конфиденция» не выдержали первой в истории полярной зимовки; мертвый Уиллоби склонился в капитанской каюте над судовым журналом, из которого явствовало, что в январе 1554 года его команду еще не покидала надежда... По просьбе Ченслора царь возвратил лондонскому обществу имущество и вооружение обоих кораблей (перед тем московские пушкари обследовали английские пушки и нашли, что наши лучше!).
На обратном пути в Англию опасности подвергся и корабль самого Ченслора: фламандские пираты взяли его на абордаж. Ченслор остался в живых, но все русские товары и подарки царя пропали...
В Лондон Ченслор привез только грамоту на имя Эдуарда VI, в которой Иван обещал, что английские купцы «ярмарки свои будут иметь свободно во всем пространстве наших государств»,— такой привилегией беспошлинной торговли не обладали ни ганзейские, ни голландские нeгoцианты.
Новой правительнице Англии – королеве Марии Тюдор, чьим мужем был испанский король Филипп II, пришлось довольствоваться грамотой Ивана и рассказами Ченслора о богатствах Московии. Любопытно, что в своем послании Иван именовал себя «повелителем всей Сибири», которой пока еще владел Кучум, и «великим князем лифляндским», хотя Лифляндия принадлежала Ливонскому opдену. Впрочем, на это не обратили внимания, ведь и Филипп с Марией подписали ответную грамоту царю: «Король и королева Англии, Франции, Иерусалима...»
Ченслор получил титул «командора и великого штурмана флота». Себастьян Кабот возглавил вновь образованную Компанию для торговли с Россией, Персией и северными странами, или просто Московскую компанию.
В мае 1555 года Ченслор отправился в свое второе путеше¬ствие в Россию — на этот раз в качестве официального посла. На «Эдуарда Бонавентуру» погрузили много сукна и изделий из железа. Иван был рад снова увидеть полюбившегося иноземца. Привилегии английским купцам были подтверждены, и в ноябре Ченслор отплыл на родину вместе с московским послом Осипом Непеей. К несчастью, у берегов Шотландии буря бросила корабль на скалы. Ченслор погиб — оказалось, что «великий штурман» не умел плавать; утонули и семеро русских из посольской свиты... Непея же, плававший, как и все русские, не лучше топора, каким-то чудом спасся и удостоился торжественного приема в Лондоне. Назад он вернулся в обществе множества английских мастеров, выразивших желание служить московскому государю.
Начавшаяся торговля с Англией была обоюдовыгодной. Россия, вскоре вступившая в войну с Ливонией, получала от англичан все необходимое для армии ¬порох, доспехи, серу, селитру, медь, олово, свинец и так далее. В свою очередь, русский лес и пенька помогли Англии выстоять в морской схватке с Испанией. Тридцать лет спустя победитель Непобедимой Армады aдмирал Фрэнсис Дрейк просил английского посла в Mocкве благодарить сына Грозного, царя Федора Ивановича, за отличную оснастку своих кораблей, позволившую отстоять независимость Англии.
Ссылка на историю http://zaist.ru/~Nw6wk