Азиатская ошибка Николая II.Япония доказала, что пропаганда и агитация эффективнее пули со снарядом.
Уткин Александр.
Русско-японская война началась в ночь на 9 февраля 1904 года. Вооруженный конфликт спровоцировала Страна восходящего солнца вероломным нападением своей эскадры на русские корабли, стоявшие в гавани Порт-Артура.
А 5 сентября 1905 года в американском Портсмуте завершились переговоры между делегациями Российской и Японской империй, организованные и проходившие при посредничестве президента США Теодора Рузвельта. Был заключен мир, завершивший продолжавшуюся 19 месяцев войну.
С той поры о том, что происходило на сухопутном и морском театрах военных действий – в Корее, Маньчжурии, в водах, прилегающих к побережью Китая и дальневосточным русским рубежам, написано множество книг, неисчислимое количество статей. Причем поныне дискутируется: стоило ли России обосновываться на территории Поднебесной, вытесняя оттуда японцев, только что одержавших победу над китайцами, что вызвало в Стране восходящего солнца взрыв негодования и желание отомстить за унижение.
Известный военный историк Антон Керсновский отмечал: «Не было смысла захватывать чужие земли, когда собственные оставались втуне. Мы набросились на каменистый Ляодун, пренебрегая богатейшей Камчаткой. Мы затратили огромные деньги на оборудование китайской территории и оставили в запустении исконный русский край непочатых сил от Урала до Берингова моря».
Есть, конечно, и суждения, оправдывающие «азиатскую политику» Николая II. Хотя нельзя не признать, что в Зимнем дворце не учли все риски, а правящий монарх явно не держал в голове один из заветов покойного отца: «Избегай войн».
“Война на Дальнем Востоке не нашла понимания ни у простого народа России, ни в самой образованной части ее общества”Кстати, Керсновский резонно констатировал, что Япония не рискнула бы развязать войну, «если бы Порт-Артурская эскадра была снабжена доками, если бы на Ялу (река на севере Кореи. – А. У.) вместо бригады... стояло три-четыре корпуса, если бы Маньчжурия была соединена с Россией не одноколейным (притом незаконченным), а четырехколейным непрерывным рельсовым путем». Об этих факторах, подтолкнувших геополитического противника к решительному удару, не следует забывать и сегодня.
Бесспорно одно: Русско-японская война имела большое значение для развития ратного дела. Достаточно вспомнить хотя бы о том, какой широкий размах приобрели боевые действия. Именно тогда начали проступать многие черты будущих армейских и фронтовых операций, зарождалось оперативное искусство, пулеметы показали, на что они способны, артиллерия научилась бить по неприятелю с закрытых огневых позиций, флоты стали нести серьезные потери в результате массового применения морских мин, пришлось учитывать появление подводных лодок...
Сошлемся на Ленина. Во всякой войне, подчеркивал вождь большевистской партии, победа в конечном счете обусловливается состоянием духа тех масс, которые на поле боя проливают свою кровь. Между тем уже поздней осенью 1904 года известный писатель Викентий Вересаев, отправившийся в Маньчжурию как военврач (записки «На японской войне»), услышал в поезде от попутчика – боевого офицера: «Господа, ведь идеи у нас никакой нет, вот в чем главный ужас! За что мы деремся, за что льем кровь? Ни я не понимаю, ни вы, ни тем более солдат. Как же при этом можно переносить все то, что солдат переносит?».
На исходе весны 1905 года это самое состояние духа русской армии вообще находилось на самой низкой отметке. Вересаев вспоминал: «Солдаты ждали мира с каким-то почти болезненным напряжением и тоскою. Глаза их мрачно загорались. Они говорили:
– Как скотину, послали нас сюда на убой, неведомо на что!».
Однако писатель рассказывает, что, по свидетельству знакомых ему давно воевавших офицеров, во время Ляоянского сражения войска горели желанием драться и победить.
Да, минуло восемь месяцев войны, полки, дивизии были подавлены цепью непрерывных неудач, крупным поражением под Мукденом, известием о цусимской катастрофе, они потеряли веру в военачальников, действия которых не отличались ни решительностью, ни дальновидностью. А кто-то может заметить, что в ту пору вся Россия была охвачена революционным брожением и оно могло проникнуть в армию. Но в начале войны даже в зараженной нигилизмом столице империи ощущалось патриотическое воодушевление. В Петербурге состоялись массовые демонстрации, в которых приняли участие даже студенты (причисляемые к «внутренним врагам»). 30 января 1904 года Николай II записал в дневнике: «Перед завтраком большая толпа студентов подошла к Зимнему и начала петь гимн... кланялись им из окна... Затем другая толпа пришла на набережную и кричала «Ура!».
Конечно, крайне плачевный ход боевых действий повлиял на умонастроение масс. Однако почему-то столь же скверное для британских войск развитие событий в Англо-бурской войне (1899–1902) произвело на Альбион сугубо мобилизующее действие. В Южную Африку для подавления сопротивления 40 тысяч бойцов-буров были направлены около полумиллиона солдат, и это не вызвало в метрополии ни одного сколь-нибудь заметного протеста. Напротив, в армию записалось множество добровольцев.
По большому счету война на Дальнем Востоке не нашла понимания ни у простого народа России, ни в самой образованной части общества. Люди, утверждают наиболее наблюдательные очевидцы, с негодованием встретили весть о вероломном нападении японского флота на русские корабли в Порт-Артуре и Чемульпо, что и вывело толпы патриотических манифестантов на улицы. Но энтузиазм оказался неглубоким и непродолжительным.
Впрочем, вряд ли и рядового британца всерьез взволновали бы поражения на далекой оконечности африканского континента, если бы не постоянное и настойчивое внушение: затронута честь страны, на пути ее прогресса и процветания встал враг, которого надо сокрушить. Кстати, подобная мысль буквально вбивалась и в головы японцев. Вдобавок в Стране восходящего солнца отлично воспользовались идеей, сформулированной еще в 1826 году английским министром иностранных дел Джорджем Каннингом: «Если нам придется участвовать когда-либо в войне, мы соберем под наши знамена всех мятежных, всех основательно или без причины недовольных в каждой стране, которая пойдет против нас».
К сожалению, пренебрежение такой «мелочью», как сфера, наименованная чуть позже пропагандой и агитацией, – еще одно свидетельство того, что правивший в России режим оказался не на высоте задач наступившего ХХ века. И жестоко поплатился за это 12 лет спустя.
Значение данной «мелочи» многократно возросло за минувшее столетие.
Александр Уткин.
Опубликовано в выпуске № 4 (767) за 5 февраля 2019 года https://vpk-news.ru/articles/48084
